– Мне плевать на ваше имя. Кто вы?
– На этот вопрос я также не могу вам ответить. Вы просто не поймете меня. Это за пределами понимания вашего сознания.
– Вы хотите сказать, что я тупой? – Александр набычился и, прищурив глаза, сосредоточено посмотрел на собеседника.
– Я хочу сказать, что вы – человек. – Гость в черном пальто повернулся и мило улыбнулся. Его глаза были лишены зрачков и казались совершенно бездонными. – Ну что, продолжим беседу? Или вы желаете подраться?
– Продолжим. Что вы хотите мне предложить?
– Начну издалека. Весь мир, который вас окружает – это всего лишь один из бесконечных вариантов многомерного пространства, в котором мы все играем свои роли. И я хочу предложить вам новую роль.
– Что за роль?
– Вы же страдали от душевной боли, видя сгнивающее заживо Отечество. Я дам возможность это поправить. Само собой, не волшебной палочкой или каким-то другим клиническим способом, а вашими собственными руками. То есть, определив вас в роль одного из вершителей судеб – правителя социокультурного образования «Россия». Абсолютно любого на ваш выбор. Хотите оказаться на месте Владимира Мономаха? Отлично. Желаете помахать кепкой с броневика в 1917 году? Нет проблем.
– А вам это зачем? – Насторожился Александр.
– Какая вам разница? Разве вас не прельщает эта возможность сама по себе?
– И все же, ответьте.
– Не все ответы приятны.
– Я как-нибудь сам разберусь с этим. Вы не получите моего согласия, пока я не пойму подноготной этой авантюры.
– Хм. Все достаточно просто. Считайте, что это маневры. Учения. Эксперимент. Очень солидные силы поспорили на тему роли личности в истории. Ведь вы же понимаете, что один человек, каким бы он ни был, изменить эпоху не в силах. Ну, так вот, после долгих споров мы решили это проверить.
– А почему я?
– Совершенно случайный выбор. Считайте, что вам просто повезло. Или не повезло. Это как посмотреть. Не напрягайтесь вы так. Нет тут никакого подвоха. Если вы согласитесь, то будете вынуждены следующую массу лет работать как проклятый. Не всем людям это по душе. Почти все население этой сборки вариантов, как, впрочем, и других, вне зависимости от эпохи, хочет получать по потребностям, а отдавать взамен по возможностям. Правда, потребности у них всегда несоизмеримо больше возможностей.
– А если я откажусь?
– Вы просто забудете наш разговор, немного продремлете, после чего пойдете домой. А мы выберем другого участника.
– Какими будут правила игры?
– Никакими. Вы просто продолжите жить в новом мире и в новом теле с выбранного вами временного отрезка. Как умрете, так игра и закончится. Никто из наших вам подыгрывать или вредить не будет.
– Я смогу взять с собой что-нибудь из этого мира и времени?
– Только свое сознание и свою память. Все, что вы знаете и помните на данный момент – останется с вами.
– Грустно.
– А что, вы хотели бы прихватить с собой гигабайты полезной информации? Ну, тогда это будет не роль личности в истории, которую подсаживают в произвольный момент времени. Это же будете уже не вы, а целый сонм всевозможных личностей, которые работают над модернизацией эпохи, посредством своих изобретений и технологических находок.
– Не поспоришь. У меня есть время, чтобы подготовиться?
– Нет. Вы сейчас говорите свой ответ, после чего мы прощаемся. То есть либо вы все забываете и остаетесь здесь, либо засыпаете и просыпаетесь в новой точке сборки.
– А я буду что-либо знать из того, что знает тело, в котором я окажусь?
– Только мышечная память. То есть учиться заново ходить и писать в горшок вам не придется.
– Хорошо. Я согласен. Мой выбор – Александр Александрович Романов 2 марта 1855 года.
– Отлично. Прощайте. – С этими словами незнакомец встал и не спеша начал уходить в сторону машины, а Александра резко стало смаривать. Спустя уже несколько секунд он практически потерял из вида собеседника, проваливаясь в теплую и уютную теплоту забытья.
Тишина и покой, окружающие Александра, казалось, длились вечность. Но вдруг легкая струйка холодного воздуха скользнула по плечу, вызывая желание поежиться, потом еще одна, и уже спустя какие-то мгновения довольно мерзкая прохлада полностью покрывала тело, отзываясь в коже гаденьким покалыванием. А откуда-то издали доносились голоса, искаженные настолько, что сливались в нечленораздельное мычание. Потихоньку возвращалось ощущение собственного тела, которое выглядело так, будто бы его совершенно все отлежали, а буквально каждая мышца была под завязку наполнена легкими покалываниями и болью, расходящейся по телу теплыми, живительными волнами. Вместе с тем с каждым мгновением повышалась четкость звуков, которые окружали его, да и вообще – всех ощущений. Теперь он уже различал сдавленный плач нескольких женщин и какие-то иные голоса, ведущие смешанную беседу, лишенную, по сути, всякого смысла. Александр чуть приоткрыл глаза и увидел небольшую толпу людей с очень перепуганными и серьезными лицами в разномастных одеждах, как гражданского, так и религиозного толка. Часть из них ему была смутно знакома. В небольшом отдалении рыдали три женщины, причем две явно фальшивили, больше выделываясь, так как явно присматривали за тем, чтобы их подопечная не упала или как еще себе не навредила, нежели переживая с ней какую-то утрату или муку. Приглядевшись, он опознал в той, что натурально страдает, свою маму... эта мысль так резанула по сознанию, что ему стало не по себе, до жути, до странного тянущего чувства в груди. Он ведь не помнил свою мать совершенно, а тут – точно и ясно осознавал факт того, что вон та смутно знакомая женщина его биологическая мать, которая его любит. Потихоньку он стал осматриваться, одними лишь чуть приоткрытыми глазами. Сквозь окна из толстого и довольно мутного стекла нестройными лучами пробивался слабенький свет с улицы, а потому в помещении был густой полумрак, волнуемый лишь немногочисленными свечами в массивных подсвечниках с энергично пляшущими огоньками. Довольно быстро положение пассивного наблюдателя Александру надоело, потому он полностью открыл глаза и стал осматриваться не таясь. Прошло несколько минут. Все сосредоточено занимались своими делами, не обращая никакого внимания на внимательно их рассматривающее тело подростка с очень цепким взглядом. Постель была очень мягкой, теплой и уютной. А потому Саша решил не отвлекать этих людей от безусловно, важного и нужного дела, и, повернувшись на бок, пригрелся и задремал. Через какое-то время он услышал легкий, испуганный вскрик, после которого в комнате наступила блаженная тишина. Шевелиться не хотелось, но где-то на краю сознания проскакивала мысль, что все присутствующие внимательно наблюдают за ним. Поэтому, чуть поборовшись со слабостью и дремотой, снова повернулся на спину, потянулся, сладко зевнув, и сказал: «Доброе утро», потирая кулачками глаза.